Мистер Гибсон наконец окликнул ее:
— Молли! Мы около кроличьих нор — здесь опасно так быстро ехать. Остановись.
Когда она натянула поводья, он поехал рядом:
— Мы въезжаем в тень под деревьями, и ехать здесь быстро не следует.
— Папа! Я еще никогда в жизни так не радовалась. Я чувствовала себя там будто горящая свечка, когда ее накрывают гасильником.
— В самом деле? А откуда тебе известно, как чувствует себя свечка?
— Мне не известно, но я так чувствовала. — И, помолчав, она добавила: — Я так рада, что я здесь! Так хорошо ехать на свободе, под открытым небом, на свежем воздухе, и так хорошо приминать траву в росе и чувствовать, как она пахнет. Папа! Ты здесь? Я тебя не вижу.
Он поравнялся с ней и поехал рядом. Думая, что ей, быть может, страшно ехать в такой темноте, он накрыл ее руку своей.
— Мне так хорошо тебя чувствовать! — сказала она, крепко сжимая его руку. Папа, я хотела бы, чтобы у меня была цепь, как у Понто, такой длины, как твоя самая длинная поездка, — я смогла бы прикрепить нас двоих к ее двум концам, и, когда ты был бы мне нужен, я могла бы ее потянуть. А если бы ты не захотел приехать, ты мог бы потянуть в ответ, но я бы знала, что ты знаешь, что ты мне нужен, и мы бы никогда друг друга не потеряли.
— Я несколько запутался в твоем плане. Подробности, в том виде, как ты их изложила, не вполне ясны, но, если я правильно понял, я должен передвигаться по округе, как ослы на общинном выгоне, с привязанной к задней ноге веревкой.
— А мне не обидно, что ты называешь меня веревкой, лишь бы мы были связаны вместе.
— Но мне-то обидно, что ты называешь меня ослом, — ответил он.
— Я тебя так не называла. Во всяком случае, я этого не имела в виду. Но все равно — как хорошо знать, что можно грубить когда хочется!
— Так вот чему ты научилась в изысканном обществе, где провела весь этот день? А я-то ожидал увидеть тебя такой вежливой и церемонной, что даже прочел несколько глав из «Сэра Чарльза Грандисона», [3] чтобы поднять себя до достойного уровня!
— Ни за что в жизни я не хотела бы стать лордом или леди!
— Ну, на этот счет могу тебя успокоить: ты определенно никогда не станешь лордом, и тысяча шансов против одного, что не станешь леди — в том смысле, в каком ты это понимаешь.
— Я бы теряла дорогу всякий раз, как надо было сходить за капором, или уставала бы от длинных коридоров и огромных лестниц еще до того, как выйду на прогулку.
— Но у тебя была бы горничная.
— Знаешь, папа, по-моему, горничным еще хуже, чем леди. Я бы, пожалуй, согласилась быть экономкой.
— Да, запасы варенья и всякие сладости всегда под рукой, — задумчиво ответил отец. — Но знаешь, миссис Браун говорила мне, что часто мысли об обедах не дают ей уснуть. Так что следует принять в расчет такое неудобство. Впрочем, на всяком жизненном поприще есть свои тяжкие заботы и обязанности.
— Да, пожалуй, — серьезно ответила Молли. — Я знаю. Бетти всегда говорит, что я ее в могилу сведу тем, что пачкаю платья зеленью, когда лезу на вишню.
— Вот и мисс Браунинг говорила, что довела себя до головной боли, думая о том, как они оставили тебя одну. Боюсь, ты для них сегодня — страшнее докторского счета. А как это все случилось, гусенок?
— Я пошла посмотреть сад — он такой красивый! — и заблудилась, и села отдохнуть под большим деревом, а тут подошла леди Каксхейвен, а с нею эта миссис Киркпатрик, и миссис Киркпатрик принесла для меня угощение, а потом уложила меня спать на своей кровати — я думала, что она придет и разбудит меня, когда надо, а она не пришла, так что все уехали без меня. А когда меня решили оставить до утра, я не хотела говорить, как я ужасно хочу домой, но все время думала о том, что ты не будешь знать, где я.
— Выходит, гусенок, праздник у тебя получился невеселый?
— Нет, утром было все хорошо. Я никогда не забуду, как было утром в саду. Но я ни разу в жизни не была такой несчастной, как потом, в этот долгий день.
Мистер Гибсон счел своим долгом нанести визит в Тауэрс, чтобы принести свои извинения и благодарность семейству, прежде чем все они уедут в Лондон. Он застал обитателей дома в предотъездных заботах, все были слишком заняты, чтобы выслушать изъявления его благодарности, все, кроме миссис Киркпатрик, которая, хотя ей и предстояло сопровождать леди Каксхейвен и нанести визит своей бывшей ученице, располагала достаточным временем, чтобы принять мистера Гибсона от имени всей семьи и заверить его самым очаровательным образом в своей благодарности за его профессиональное внимание к ней в минувшие дни.
Глава 3
Детство Молли Гибсон
Шестнадцать лет тому назад весь Холлингфорд был взбудоражен известием о том, что мистер Холл, опытный доктор, который пользовал жителей городка уже долгие годы, собирается искать себе в помощь компаньона. Приводить какие-либо резоны по этому поводу было бесполезно, и потому викарий мистер Браунинг, управляющий лорда Камнора мистер Шипшенкс и сам мистер Холл, составлявшие мужскую мыслящую часть маленькой общины, отказались от таких попыток, полагая, что «Che sarà sarà» [4] скорее положит конец ропоту, чем многочисленные аргументы. Мистер Холл говорил своим преданным пациентам, что даже при самых сильных очках на его зрение уже нельзя полагаться, да они и сами могли заметить, что он и слышит не очень хорошо, хотя на этот счет он придерживался собственного мнения и нередко выражал сожаление о том, как неразборчиво нынче говорят люди, «словно пишут на промокашке, так что все слова вместе сливаются». И не раз у мистера Холла случались подозрительного свойства приступы — ревматизма, как он говорил, но лечение прописывал себе, как если бы это была подагра, — и тогда он не в состоянии был немедленно являться на срочные вызовы. Но при всем том — слепой, глухой и с ревматизмом — он был мистер Холл, доктор, который может вылечить все недуги (если только пациенты не умрут в ожидании его приезда), и он просто не имеет права говорить о том, что стареет и берет себе компаньона.
Он тем не менее всерьез взялся за дело: давал объявления
